В моих подземных роскошных лесах,
Вырос цветок пурпурной звезды –
Сверкает  роса на его лепестках –
Роса священной лунной воды.
Сверкают росинки серебряным светом.
Мой лес озарился на тысячи миль.
Когда-то просила у Бога ответа,
Блуждая меж серо-гранитных могил.
Когда-то кружила и вьюгой и смерчем,
Дружила с нелепыми лицами мглы.
Мой долог был путь, порой бесконечен,
Под сенью опавшей, пожухшей листвы.
Платформа – тяжелая черная ноша,
Давила мне ноги, плутая шаги.
Мой воздух был пресен, почти обезвожен,
Под тяжестью черной лохматой ноги.
Ноги обезьяны – лохматой, голодной,
Мне  треплющей душу, мешая уснуть.
«Прощай обезьяна!» – со злою тоскою
Запрет мне – к тебе примкнуть.
Мой лес опустел, затихли уныло
Мои голоса звеневшие эхом.
Все замерло, стихло, сжалось, застыло –
Вслед за зловещим смехом.
Я сжалась в комочек, в бескрайнем лесу.
Вокруг – никого – ничего – пустота.
«Вернись обезьяна! Тебя я прошу!
Вернись! Я вся без остатка твоя!»
Лохматая лапа схватила за горло,
Сжимает сильнее - хрустят позвонки.
- «Беги от меня, я вечно голодная!»
Моей обезьяны затихли шаги…
В лесу позабытых могил я блуждала,
Ждала терпеливо, не смея вздохнуть.
Всего лишь ждала, всего лишь лежала…
Мечтала я лишь об одном – отдохнуть.
Тянулись минуты мрачною лентой,
Утренним соком, вечерней росой…
Я в эти минуты, тяжелой монетой
Платила за свой обезьяний покой.
За этой расплатой угасшей войны,
Мелькнула улыбка на бледных губах –
Вырос цветок пурпурной росы,
В моих подземных роскошных лесах.